Как я и обещала в теме "Магия: мифы и стереотипы" выкладываю часть статьи о проблемах творчества. Может быть, кому-то покажется интересным. Предупреждаю, что букаффф много и будет еще больше (это только часть статьи):
Китаев – Смык Л.А. Факторы напряженности творческого процесса
Истинное творчество талантливых людей всегда эмоционально. Оно обильно расходует и поверхностные и глубокие адаптационные резервы организма (если пользоваться терминологией Г. Селье). Это позволяет говорить о стрессе творчества.
Творческий потенциал вызревает, пока не начнется акт творения. Должны быть и побуждения к нему, причем не только внутренние: жажда самореализации, бурление замыслов, интуитивных стремлений, неудержимых расчетливых размышлений о грядущих победах. Что касается внешних побуждений, то это личные обязательства творца достигнуть той или иной цели; это и мобилизующие обстоятельства, побуждающие к творческим решениям. Рассмотрим этапы развития творчества.
А. Предтворчество
На начальном этапе творец всегда испытывает нарастание внутреннего психического напряжения. Это предтворческая ступень процесса творчества. Схематизируя чувства, переживания и состояния предтворчества, выделим три основных их вида.
Первый проявляется как душевные мучения и даже приступы отчаяния из-за якобы бесплодного напряжения в поисках творческих достижений. Мучения, метания жаждущего их могут мешать (и окончательно помешать) переходу к акту творения. Выдающийся поэт ХХ века В.В. Маяковский запечатлел предтворчество в стихах:
Я раньше думал –
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу заел вдохновенный простак –
пожалуйста!
А оказывается –
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тупо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
из любвей и соловьев какое-то варево,
улица корчится безъязыкая –
ей нечем кричать и разговаривать!
В этих строках проявлены некоторые параметры предтворчества. Интеллект может целенаправленно активизироваться моторикой тела – «прежде чем начнет петься, долго ходят». Результаты такого замещения – пароксизмы (приступы) безвольного безделья, утраты воли к творчеству – «размозолев от брожения». Расстройство и отчаяние из-за того, что вместо творческих прозрений в сознании всего лишь «глупая вобла воображения». Продукт творчества все еще не прояснен, не вербализуем, не воплощен в произведение. Он «тихо барахтается в тине сердца», вызревая там.
И все же накаляя, «кипятя» разум, предтворчество неотступно ведет человека к цели, способствуя ассимиляции актуальных поэтических образов, отшелушиванию банальности – «Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево». При этом творец уже инкапсулировался во внутренний мир своих художественных образов. Он одинок, отстранен от всего окружающего, так как оно теперь уже может (или даже «пытается») только мешать творчеству – «улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать!»
Мучительное предтворческое состояние может повторяться, прерывая процесс вдохновенного творчества. В ходе многолетних обширных исследований неординарной работоспособности при дистрессе, проводившихся нами в 1960-1070-х г.г., было обнаружено, что «развитие стрессовых трансформаций мышления может привести либо к уходу от решения стрессогенной проблемы (вплоть до возникновения психопатологических состояний или асоциальных устремлений личности), либо к возникновению инсайтных форм мышления. В последнем случае переход от дискурсивно-логического к инсайтному мышлению часто опосредствуется стадией мыслительной растерянности, эмоциональной подавленности, иногда переживанием горя, безвыходности и т.п., что можно рассматривать как стадию псевдоухода от решения стрессогенной проблемы. Такая стадия, как правило, необходима для возникновения озарения, инсайтного решения задачи, казавшейся неразрешимой».
Во втором виде предтворчества в мыслях и чувствах возникает пустота при первых же попытках творить «великое» и «вечное». Человек говорит: «Все забыл, в голове – пусто. А надо ли делать что-либо?» Если после этого появляется вдохновение, то такую невольную пустоту мыслей и чувств можно расценивать как проявление стрессовой психической релаксации, спонтанно возникающей на предтворческой ступени стресса творчества. Она, снимая эмоциональные перегрузки, готовит мышление к продуктивному творчеству.
Третий вид предтворчества проявляется как эустресс (приятное психологическое напряжение) у некоторых счастливцев. Безотчетная радость, легкость и беспечность, как волна, подхватывает таких людей и несет к началу акта творения.
Наиболее полно предтворческие состояния рассмотрел известный художник-дизайнер А.Н. Цыбин. Изложим его суждения (личное сообщение, май 2006 г.), уточненные автором этой статьи.
1. Главное условие, обеспечивающее вхождение в творческое состояние, - одиночество творца. Хотя бы на время создания творений их автор должен жить в условиях социальной депривации. Однако отделяться надо лишь как от раздражителя, отвлекающего на себя слишком много душевной энергии. Необходимо, чтобы сохранялся тонизирующий творца социальный фон его окружения как легкий раздражитель, напоминающий ему о теме и нужности его творчества.
Именно таким был парижский период творчества Э.Хемингуэя. Он работал – писал - в малолюдном кафе за отдельным столиком. Беда, если кто-нибудь подходил к нему с навязчивым вниманием – его творческий процесс ломался. Также А.П. Чехов в Ялте оберегал себя от излишнего общения, сохраняя лишь тонизирующие его творчество социальные контакты. Можно вспомнить А.С. Пушкина в Михайловском, П.И. Чайковского на одинокой подмосковной даче и многих других.
2. Предтворчесому состоянию может быть полезен несильный конфронтационный фон, т.е. легкая сердитость творца на окружающих ему людей. Л.Н. Толстой перед погружением в творчество гневался на жену, будто неверно переписавшую его рукопись. Переводчик древнефранцузских стихов А.Г. Нейман, как мы узнали еще во время психоанализа с ним, сердился на жену, «сам не зная за что и почему», и чем острее бывало его раздражение, тем лиричнее получались переведенные стихи.
3. Из работ З. Фрейда известно, что сексуальный стресс может стать мощной преднастройкой творчества, сублимируясь в него. Сексуальное напряжение, сублимируясь в творчестве, привносит наряду с воодушевлением, одухотворенностью, вожделением еще и агрессию эгоизма.
4. Предтворческим состоянием и побудителем к творчеству может стать эйфория автора благодаря его оптимальному телесному состоянию. Тренированное тело (но не чрезмерно, не для рекордов) и общее здоровье создают ощущение легкого восторга у автора. Однако перерасход физических сил блокирует стресс творчества.
И.П. Павлов сообщал, что его творческому настрою способствовала игра в городки, в которой есть визуальная цель, физическое напряжение, реализующееся в ловкости и точности движений, удовлетворение победой. А.Миллер находил предтворческий стресс в профессиональной физической работе – он делал массивную мебель для своей виллы.
В. В. Маяковский отмечал объединенную сублимацию в творчестве сексуальной силы и физической силы. Происходит это «играючи», т.е. без максимального расходования сил. В стихах отражено и творческое одиночество, куда требуется «вбежать», надо полагать, активно прорываясь и порывая с чем-то. Творческий процесс сопряжен с трансцендентностью ночной тьмы – «до ночи грачьей» - и с особым звучанием пространства, и с победной, сокрушающей агрессивностью поэта.
5. Отличной настройкой на творчество может быть эустресс человека в природной среде с красотой ее ландшафтов, парков, девственных лесов, со сложнейшим разнообразием облаков, струй воды рек, ручьев и водопадов, с ревом и видом морского прибоя. Так, И.П. Павлов, основываясь на представлении о двух сигнальных системах у людей, разработал для себя способ настройки на научное творчество. Вечером, после суеты рабочего дня, долго рассматривая художественные шедевры на стенах своей квартиры (медитируя?!), он, во-первых, «стирал» в сознании дневные впечатления, а во-вторых, напрягая первую сигнальную систему (образно-художественную), давал отдых второй сигнальной системе – вербальной, дискурсивно-логической. После этого он приступал к научному творчеству, напрягая преимущественно свою вторую сигнальную систему.
6. Тонизировать творческое состояние могут умеренные экстремальные внешние воздействия (слабые стрессоры): холод, шум и даже такие, как не всегда удобная поза: Э. Хемингуэй писал, стоя за конторкой (но редактировал написанное, сидя в мягком кресле). Даже легкий голод способствует творчеству. Эти умеренные стрессоры «подкачивают» творчество как квазиборьбу с неким противником.
7. Для ряда авторов предтворческими стимулами становились симптомы их хронических болезней (например, туберкулез): преодоление недомоганий обостряло стресс творчества.
8. Известны случаи, когда интенсивному творчеству предшествовало, казалось бы, беспричинно хорошее настроение, ощущение радости, бодрости. Такой эустресс поднимает эмоциональное напряжение автора до уровня, необходимого для включения процесса творения.
9. Преддверием к пароксизму, взрыву творчества могут стать внезапно возникшее у автора ощущение, что нет никаких толковых идей в голове, мучительное представление о себе как о бездарности и желание «бросить все». Этот творческий дистресс следует расценивать как «квазиуход» от решения стрессогенной проблемы. В действительности это – невольная релаксация. В таких случаях требуется упорство в труде, раньше или позже оно может вновь пробудить вдохновение.
10. Пробуждающая креативность релаксация может быть преднамеренной, например, при трансцендентальной медитации.
11. Наконец, известно множество авторских причуд, магических действий, настраивающих на творчество. В.Гюго всю жизнь работал за маленьким столиком, за которым написал свое первое получившее признание произведение. Писал он только вороньими перьями, так как гусиными талантливо творить ему не удавалось. М.Шагинян, когда ей не писалось, надевала на голову черный чулок, как колпак, и писала, примостившись на уголке кухонного стола среди ароматов готовящейся армянской пищи.
В. Творчество
Вслед за предтворческими стрессовыми состояниями, описанными выше, включается (не всегда!) стресс творчества. Кратко рассмотрим его уровни. Еще Шакья Муни (Будда) в «Сутре золотого лотоса» изложил свои воззрения на интеллект, описав три его уровня.
Используя современную терминологию, можно сказать, что на первом - уровне компилятивного творчества – происходит собирание, классификация, рубрикация, ранжирование известных разрозненных знаний и фактов.
Второй уровень – это проективное творчество; здесь имеет место создание обобщенных новых суждений, истин, на основании собранных знаний. Как и во всяком труде, в таком творчестве могут быть радостные находки и мучительные поиски, неудачи. Многие психологи изучают лишь эти два уровня творчества.
На третьем уровне творчества, который принято называть инсайтно-креативным, у размышляющего человека вдруг возникает озарение (инсайт) – и как он понимает нечто очень значимое, казалось бы, не относящееся непосредственно к предмету его трудных размышлений. Я.А. Пономарев рассматривал этот феномен как двойственный результат напряженной умственной деятельности, когда помимо «прямого продукта» проективного мышления интуитивно возникает «побочный продукт» интеллектуальных напряжений. Будучи результатом инсайтно-креативного творчества, такой продукт создается нецелевым осмыслением первоначально не замечаемых закономерностей и свойств изучаемых объектов. Человек непроизвольно концентрирует на них свои умственные усилия.
Не стоит огорчаться из-за того, что кто-то не попадает в число «инсайтных творцов», наделенным даром прозревать истины, делать открытия, создавать творения, озаренные новизной. Немало «компилятивных творцов» были выдающимися властителями, администраторами, полководцами. Сами неспособные к творческим озарениям, они отлично разбирались в людях и ставили на ответственные посты, посылали на решающие участки сражений профессионалов, способных к инсайтным решениям в критических ситуациях.
Очень часто «проективные творцы», наделенные разумом и упорством, становятся блестящими профессорами, педагогами, создателями замечательных учебных программ, фундаментальных учебников. Этого не смогли бы сделать «инсайтные творцы», увлеченные поиском неясного знания и мало склонные к методологическому классификаторству. Некоторые из них не способны к оптимизации своих социальных контактов. Они слывут неуживчивыми, людьми с дурным характером. Не умея организовать свой быт (не тратя силы на него), они живут в запустении, а при отсутствии рационального покровителя (спонсора), финансирующего их творческие причуды, подчас в нищете полузабытыми.
К.С. Станиславский, создавая на репетициях мощное психическое напряжение (стресс), побуждал актеров к высшему уровню творчества, к «сверхсознанию», неконтролируемому разумом и волей. Позднее П.В. Симонов интерпретировал «сверхсознание» как механизм творческой интуиции. Ее пробуждает стресс творчества, стресс вдохновения. При этом «…перевод эмоций в план представлений совершается чаще всего…в отсроченном режиме, т.е. после переживания эмоций», а не как одномоментный процесс. Только почувствовав инсайт как стрессовый пароксизм, субъект осознает открывшиеся ему смысл, истину, решение. Бывает, что в экстазе радости от своего открытия человек забывает открывшееся и потом воссоздает его мучительным припоминанием.
Инсайтно-креативное прозрение «локализуется» вне осознания. Неведомость его рождения позволила Н.Н. Моисееву говорить о нем как о «бифуркации» потоков эволюции системы. Внезапность осознания продукта озарения формулируется как качественны скачок в изменении интеллектуальной системы. Эустресс прозрения может иногда смешиваться с дистрессом горя, если перед прозревшим открылись печальные горизонты его прошлого и будущего. А. Маслоу полагал, что способность к креативному творчеству имеет врожденный характер, но теряется большинством людей под воздействием неблагоприятной среды.
Надо признать неоднозначность взаимоотношений когнитивного и эмоционального компонентов творчества, хотя первый не становится при этом ведущим. Однобокость представлений о непременном доминировании когниций над эмоциями проистекала из представлений о предметности эмоций и о знании как о решающем факторе для понимания поведения человека. Обширные теоретические и эмпирические исследования В.С. Мерлина и Л.Я. Дорфмана показали, что «в действительности фундаментальным является положение о многозначности связей эмоций и когнитивных образов. Данное положение возвращает эмоциям способность в равной мере как обслуживать когнитивные образы (предметность эмоций), так и, наоборот, инициировать ряд когнитивных трансформаций».
Несомненно, многозначность связей эмоций и когниций и инициирующая роль стрессово-эмоционального напряжения создают механизмы и силы процессов инсайтно-креативного творчества. И все же непременным его резервом должен быть талант творца, а лучше – гениальность.
В. Инсайт
Будучи неофициальным консультантом (врачом- психологом) представителей высших эшелонов власти СССР (в Кремле) и научно-технической элиты (авиации, космонавтики, ядерной энергетики), общаясь годами с истинно творческими личностями, я имел возможность анализировать, буквально «анатомировать» процессы их творчества, в частности творческих прозрений (озарений, инсайтов). Кратко изложу возможную структуру и последовательность развития креативного озарения с решением инновационной проблемы.
1. Во время достаточно долгого и почти непрерывного напряжения сознания (мучительного или вдохновенного) в поисках интеллектуального решения актуальной задачи или проблемы возникает чувство погружения в пустоту. Один из опрошенных мною руководителей говорил следующее: «Вокруг все стало незначимо, будто и нет ничего: ни верха, ни низа, ни света, ни шума, и мучительно неразрешимая проблема растаяла, только я сам существую в абсолютном бесстрастии». Такое сновидное (сомнамбулическое) состояние может быть кратким и не запоминающимся, причем незаметно, как долго оно длилось.
Может быть, это предтворческая релаксация?
Забегая чуть вперед, вспомним, что не зря древние философы утверждали: в пустоте содержится все. Бывали случаи, когда такой «пустотой», аккумулирующей предшествующие знания, усилия, муки поиска, становилось погружение в сон. Во сне случались прозрения.
Известно, что Д.И. Менделееву, изнуренному интеллектуальными поисками классификаций химических элементов, приснилась таблица, названная потом его именем. Каков же был его сон? Ему снилась цирковая арена, по ней кругами скакала лошадь, на ней стояла наездница и подбрасывала факелы, рассыпающиеся сверкающими искрами. Проснувшись, ученый осознал, что факелы и искры – это символы элементов и их валентностей. Известно, что в первоначальном варианте таблица рисовалась как круг (ринг) с циркулярным расположением химических элементов.
2. На фоне этой «пустоты» сознания и эмоций вдруг возникает зарево. Все вокруг – и в голове, и в мыслях – будто бы подсвечено теплым, слабым светом или же ярко озарено. Это озарение бывает и слепящей вспышкой, и шаром света, и, наоборот, чем-то темным. Всегда озарения кажутся краткими, они длятся не дольше секунды.
3. При вспышке вдруг становится видно новое, искомое решение. Оно, как странным образом визуализированное понятие, как зримая истина, может иметь вид сложной геометрической фигуры, или старинного замка с высоты птичьего полета, или чего-то пронзительно ясного, но не выразимого сразу словами, или торта с очень сложными нежными элементами, где каждый элемент – это фрагмент решения.
4. Тут же возникает радостное ощущение: «Вот оно! Новое! Удивительное решение! Все стало на свои места. И это ведет меня намного дальше, чем когда логически искал решение». Радость, ликование, счастье открытия, решения проблемы длятся секунды.
Друзья и современники В.А. Моцарта описали, как гениальный композитор рассказывал, что после долгих творческих поисков засыпал и во сне его музыкальное произведение представлялось ему в виде огромного изощренного торта, все фрагменты которого были видимы одновременно и все они звучали. При этом увиденная «фигура» рационально еще не была осознанна; она была понятна, но не понята.
(продолжение следует)
